— Ну, рассказывай, начдив, что тут у тебя происходит? — сказал Буденный, когда Городовиков при виде входивших встал из-за стола и представился.
Городовиков развернул карту и, хотя в те времена еще не совсем хорошо ладил с ней, стал докладывать обстановку. После неудачной попытки захватить «обоз» белых два следующих дня, 17 и 18 декабря, красные и белые выходили на хребет меряться силами, но расходились каждый раз без каких-либо существенных результатов. Захвачены пленные. По их сообщениям, группу белых возглавляет Мамонтов. Городовиков доложил также о том, что ему очень мешал бронепоезд противника, который подходил совсем близко и обстреливал станцию прямой наводкой. Тогда он пустил навстречу ему пустой паровоз под парами, и бронепоезд бежал. Вот и все, что он мог доложить.
— Вяло! Вяло действуете, товарищи! — энергично заговорил Ворошилов. — И как вы могли с такими силами пропустить белых от Купянска! Чуть станцию не отдали обратно.
— И вторую бригаду одиннадцатой дивизии зря все время держал в резерве, — подхватил Буденный, — надо было маневрировать.
Городовиков хотел было сказать на это, что вина ложится на Стрепухова, не точно выполнившего приказ, но он уже изрядно поругал командира полка и поэтому смолчал, приняв всю вину на себя. Он стоял и, опустив голову, слушал замечания Ворошилова… Но резкие суждения Ворошилова отнюдь не порождали в нем чувства досады. Нет, слушая его, он только поражался, что этот человек, в котором он видел вначале только крупного политического работника, высказывал такие предположения и так быстро ориентировался в обстановке, словно всю жизнь только и занимался тем, что командовал войсковыми соединениями или руководил высшими штабами. И все это внушало ему чувство глубочайшего уважения к Ворошилову. Ранее Городовиков испытывал это чувство только к Буденному, считая его человеком исключительной смелости. Сейчас, хотя Ворошилов уже дважды предлагал ему сесть, он все стоял и удивлялся.
— Ведь вас зовут Окой Ивановичем? — вдруг меняя тон, мягко спросил Ворошилов.
— Так точно, товарищ член Реввоенсовета, — отвечал Городовиков, звякая шпорами.
— Я думаю, Ока Иванович, что этому больше не бывать? А? Не повторится? — дружелюбно сказал Ворошилов, потеплевшими глазами посмотрев на начдива.
Городовиков отрицательно затряс головой, всем своим видом показывая, что никаких недоразумений больше не будет.
— Ну вот, и я такого же мнения. — Ворошилов положил руку на плечо начдива и почти насильно усадил его на скамью. — Да, — сказал он, беря стул и присаживаясь рядом. — Понимаете, ведь мы освобождаем человечество от векового рабства. Это великое дело. Так и будем всегда достойны звания бойцов революции… Нет, нет, я не хочу этим сказать, что вы плохо дрались, — продолжал он, заметив, что Городовиков покраснел. — Воевали вы хорошо, но только забыли проверить выполнение отданного вами приказа… Не удивляйтесь. Мы с Семеном Михайловичем уже все знаем. Командир полка Стрепухов подлежит суду военного трибунала. Но…
— Очень хороший командир! — не утерпел Городовиков.
— Это нам известно. Поэтому мы решили ограничиться внушением. Но в первый и последний раз. Командир части должен всемерно проявлять заботу о бойцах. Это верно. Но когда такая забота идет во вред выполнению боевого приказа, то это уже преступление. Понимаете?
— Очень хорошо понимаем, — подтвердил Городовиков.
— Я сам поговорю со Стрепуховым, — сказал Буденный. — Командир он толковый, слов нет, но надо будет дать ему нагоняй… Так вот, Ока, — продолжал он, помолчав, — там с. нами пришли бронепоезда. Распорядись, чтобы полки получили патроны. Наступаем с рассветом. А пока обсудим обстановку.
Они подсели поближе к столу и, развернув карту, стали намечать план дальнейших действий. Тут Городовиков узнал, что 6-я дивизия под командованием Тимошенко уже получила приказ за эту ночь выдвинуться в тыл группе Мамонтова. 4-й и 11-й дивизиям при поддержке четырех бронепоездов, автоотряда, а также 3-й и 9-й стрелковых дивизий надлежало сбить Мамонтова и гнать его. из Донбасса.
Но Мамонтов сам отдал приказ на наступление. Едва забрезжил рассвет, как на улицах Ново-Екатеринославля начали рваться снаряды. То подошедшие из Донбасса два бронепоезда белых открыли огонь по селу.
Орудийные выстрелы подняли задремавшего под утро Городовикова. Первой его мыслью была забота о Ворошилове и Буденном, ночевавших в соседней комнате. Он застал их сидящими за столом. Буденный не сразу понял, что говорил взволнованный и встревоженный за них Городовиков. Снаряды рвались чуть ли не под самыми окнами, и начдив намекал, что не лучше ли будет, если Реввоенсовет переедет на другую окраину села. Наконец Ворошилов понял, о чем хлопочет Городовиков.
— Вы вот что, дорогой, — сказал он спокойно, — вы лучше займитесь своим делом, а нам пусть дадут чайку.
Городовиков в душе попенял на себя за чрезмерную нервозность, чувствуя, как спокойная уверенность Ворошилова тут же сообщилась ему, и, распорядившись о чае, быстро вышел на улицу. Вспышки разрывов освещали скачущих всадников. Садясь на лошадь, Ока Иванович получил сообщение, что белые выходят на хребет. Приказав двигаться туда всем бригадам, он направился на наблюдательный пункт, находившийся на поросшем кустарником древнем кургане, откуда было хорошо видно лежавшее под горой село Меловатку с белой колокольней посредине. Городовиков посмотрел в бинокль. Там, где за невысокой грядой заснеженных холмов поднималось холодное солнце, двигалась конница. Расходясь в стороны от большой дороги, белые выстраивали фронт целыми полками.
«Смотри-ка, какой массой думает делать атаку, — подумал Городовиков. — Вот бы артиллерией по ним ударить!» Он приказал трубачу вызвать комбригов и, оглянувшись, увидел незнакомого молодого командира в кожаной куртке, который говорил что-то красноармейцу, устанавливающему в кустах телефонный аппарат.
— Кто вы, товарищи? — спросил Городовиков. Молодой командир оглядел его быстрым взглядом и, видимо узнав, сказал с бодрой готовностью:
— Наблюдательный пункт от группы бронепоезда, товарищ начдив!
— Почему же вы не стреляете?
— Не приказано.
— Почему?
— Командующий приказал открывать огонь только по его распоряжению.
Городовиков с досадой поморщился, но тут же решил, что Буденный прав, не желая до решительного момента обнаруживать подошедшие с ним четыре бронепоезда.
Подъехали комбриги Мироненко, Маслак и рыжеватый Алаухов. Последним явился вызванный вместе с ними командир батареи Шаповалов. Он острыми и, как всегда, смешливыми глазами выжидающе посматривал на начдива, чувствуя, что потребовали его неспроста. Он не ошибся. Городовиков приказал ему объединить бригадные батареи в артиллерийскую группу.
— А вы, товарищи Мироненко и Алаухов, — говорил Городовиков, — как батареи устроят белым панику, будьте готовы ударить в атаку.
— Командующий, — предупредил Мироненко. Городовиков оглянулся. Буденный и Ворошилов рысью подъезжали к нему.
— Ну, что тут у вас? — спросил Буденный, останавливая чуть припотевшего буланого жеребца, который сбросил поводья и нетерпеливо мотал породистой головой с вспененными в уголках губ удилами.
— Да вот, Семен Михайлович, сами видите, какие дела, — показал Городовиков в сторону холмов, откуда, развернувшись эшелонами, белые шли на сближение. — Смотрите, какой массой думают делать атаку.
— Ну а ты сам что думаешь делать?
— Сейчас встречу их батареями.
— Подождем открывать огонь. Подпустим поближе, — сказал Буденный.
Мимо них с частым топотом проходили полки второй и третьей бригад, назначенных для атаки во фланг.
— А, доно-ставропольцы! Здорово, друзья! — весело говорил Ворошилов, оглядывая знакомые ему еще по Царицыну лица бойцов и называя некоторых из них по фамилии.
Красноармейцы радостно отвечали, переговаривались между собой, видимо очень довольные тем, что их узнал сам Ворошилов.
Налево послышались далекие раскаты пушечных выстрелов.
— Наши, — сказал Ворошилов. — Пехота вступила в бой. Пора и нам начинать.
Действительно, это были части 9-й стрелковой дивизии. Она вела наступление от Старобельска и вот, только что встретившись с белыми, теснила фланговое охранение противника на главные силы.
Мамонтовская конница стремительно приближалась. Простым глазом было видно, как волна за волной появлялись из-за холмов черные массы скачущих всадников. До них оставалось не многим больше версты. Видимо, расценивая бездействие красных как нерешительность, белые для большего устрашения начали сильный артиллерийский обстрел.
Выпущенные по приказу Буденного пристрелочные снаряды накрыли цель.